Холмс, привычно укутавшись в синий халат и поджав колени, курил трубку, уютно расположившись на раскиданных по полу, на восточный манер, диванных подушках. Всякий, кто близко знаком с этим человеком, а таких было немного, тотчас приметил бы необычайную худобу, бледность лица, серовато-синие круги под глазами, впалые гладковыбритые щеки - все эти признаки ясно указывали на то, что он был поглощен решением особо важной загадки. "Голодание обостряет мыслительную деятельность мозга,"- грубо отвечал джентельмен на просьбы съесть что-нибудь.
Уже вторые сутки Холмс ограничивал себя в приемах пищи; казавшаяся на первый взгляд простая задача обрастала новыми, еще сильнее запутывающими ход мыслей, условиями.
-Подумать только, мой дорогой Ватсон, мы живем в каменном веке! Да-да, именно так и никак иначе. Эмоции, низшие желания, похоть, грязь, беззаконие...ревность - каменный век, как ни крути. Для чего, вот уже которое тысячелетие, люди совершают ошибки? Для того, чтобы мы учились. Для чего надо учиться? Чтобы делать другие ошибки. Затем учиться на них, забывать старые и вновь их совершать. Тысячи преступлений и ошибок; неужели это мы...люди?!
Вот и сейчас, друг мой, я никак не могу распутать одно дело, нет, я не говорил Вам о нем, хотя, думаю, в своих записках Вы бы его не сохранили. Почему? Потому что я не хочу этого, лишь по этой причине.
Произошла кража, прямо у меня из под носа, прямо из моего кабинета. Что у меня украли? Душу... Да, я не верю в спиритизм, мистику и магию, но как еще объяснить то, что мне более не кажется интересным заниматься своим хобби...без Ва...твоего присмотра. Сколько раз ты выручал меня, превращаясь в нетерпеливого слушателя, сколько раз помогал мне в расследовании самых разных дел...
А теперь тебя нет. Как нет и желания делать что-то, зная, что теперь уже я не увижу нарастающее удивление и восторг в твоих глазах и не услышу такого простого:"Гениально, Холмс, но как Вы догадались?.."
Джентельмен выдохнул, сизый дым медленно, клубясь взлетел к потолку. Через пару мгновений скуренная трубка полетела на столик, где, лицом к Холмсу, стояла потертая деревянная, обитая серебром, фоторамка, с которой на него смотрел молодой офицер в отставке, единственный в своем роде биограф самого великого сыщика на Земле, вот уже вторые сутки сидящего в одиночестве в своем кабинете.